От нее нет средств, нет никакого спасения...

Солнце стояло в зените. Было неимоверно жарко. Впереди – нескончаемо пыльная дорога, позади печальная процессия. Я иду по этой дороге и молю Господа лишь об одном – чтобы поскорее она закончилась. Мучила головная боль. Перед глазами всплыл образ Понтия Пилата «О боги, боги, за что вы наказываете меня? Да, нет сомнений, это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь… гемикрания, при которой болит полголовы… от неё нет средств, нет никакого спасения…».

Среди толпы, идущей за гробом и стоящей вдоль дороги, периодически начинается волнение, в меня летят камни и слова «убийца». Боль душевная и физическая становится всё сильней, кажется, что она скоро убьет меня.

 

Откуда-то издалека появляется резкий звук, и я просыпаюсь. Это звенит будильник, на котором 5 часов утра. Встряхиваю головой, отгоняя от себя кошмарный сон и мысли о нём, зная при этом, что через какое-то время он опять повторится.

 

В 1978 году, заканчивая медицинский институт, я знала, что буду участковым терапевтом. Я хотела быть этим специалистом, мне нравилось работать с населением, помогать их бедам, и не только касающихся здоровья.

Согласно распределения была направлена на работу в городскую больницу областного центра.

К работе приступила с энтузиазмом. Несмотря на отсутствия медицинской сестры на участке, успевала свою работу выполнять, правильно и вовремя заполнять медицинскую документацию, наполнять диспансерную группу хроническими больными, наблюдать за очагами инфекционных заболеваний. Да мало ли какой ещё работы не было. А вечером, взяв мужа в качестве сопровождающего, ходила по участку, знакомилась с населением, делала перепись. В общем, работа была динамическая, живая и очень мне нравилась.

На территориальном участке жили, в основном, рабочие самого крупного судостроительного завода города. А, впрочем, не только города, но и, пожалуй, всего Советского Союза.

Директором завода был очень известный человек: почётный гражданин города, Герой Социалистического Труда, потомственный судостроитель. Директор был настоящим отцом для всего 14-ти тысячного коллектива предприятия, серьёзно заботился о здоровье каждого рабочего. На заводе была жёсткая установка – при возникновении любого заболевания, которое нарушало трудоспособность работника, он должен вызвать врача на дом, а в неотложных случаях – карету «скорой помощи». В таких состояниях походы в поликлинику, которая тогда функционировала на территории судостроительного завода, были запрещены. Особенно это касалось периода эпидемии гриппа.

В первый год своей работы участковым врачом я ощутила, что такое эпидемия гриппа. Ежедневно участковые врачи поликлиники обсуживали до 60 вызовов, а на приёме принимали до 80 повторных больных. Меня выручало то, что участок был компактный, состоял из нескольких 9-ти этажных домов и, конечно, всегда работал лифт. Рабочий день начинался с 8.00 и заканчивался иногда после 20.00.

В один из таких дней, а был это понедельник, поступил вызов к пациенту К., 32 лет, сварщику судостроительного завода. Квартира располагалась на 7-ом этаже. Как на зло лифт не работал, вызов был двадцать пятым, а впереди ещё двадцать вызовов. Не скрою, некоторое раздражение я испытывала, поднимаясь пешком к нужной квартире.

Дверь открыла жена пациента, сразу же извинилась за поломку лифта и пригласила в квартиру.  

После соответствующих приготовлений я начала осматривать больного. Прежде всего – жалобы и анамнез. Жалобы были очень скудные. Вчера днём, работая на стапеле, больной переохладился. Утром, собираясь на работу, почувствовал озноб, ломоту во всём теле, головную боль, повышение температуры тела до 39°.

При объективном обследовании пульс был частый, хорошего наполнения, до 100 ударов в одну минуту. Цифры артериального давления оказались в пределах нормы. Лицо не гиперемировано, кожа сухая. Число дыханий определялось до 20 в одну минуту. При аускультации лёгких дыхание было везикулярным с обеих сторон. Перкуссия не проводилась. При аускультации сердца определялось учащённое сердцебиение, тоны звучные, чистые. Учитывая анамнез, клиническую картину, эпидемическую ситуацию, мною был установлен диагноз гриппа, назначено соответствующее лечение, выписан больничный лист. Жене были разъяснены меры профилактики гриппа для всей семьи, рекомендована изоляция больного в отдельную комнату. На этом, распрощавшись с больным, я отправилась обслуживать оставшиеся двадцать вызовов.

 

Следующей была одинокая пациентка почётного возраста, страдающая ишемической болезнью сердца с частыми приступами пароксизмальной тахиаритмии.      

Больную я знала. Неоднократно заходила к ней самостоятельно, чтобы откорректировать антиаритмическую терапию. Вот и сегодня, проходя мимо её подъезда, решила навестить пациентку.

В конце 70-х годов отношение людей друг к другу было доверительным и дружеским. Дверь в квартиру днём на замок не запирал никто. Поэтому, подойдя к двери и увидев, что она не заперта, я смело вошла в квартиру. У больной после психо-эмоциональной перегрузки только что начался очередной приступ, она даже не успела вызвать карету «скорой помощи».

Так же, как и сейчас, 30 лет назад участковые врачи обслуживали вызова, имея в арсенале тонометр и фонендоскоп. В лучшем случае в сумочке лежали нитроглицерин и валидол. Что же делать? Из курса пропедевтики вспомнились рефлекторные пробы, при помощи которых можно восстановить ритм. Впервые я их применила именно у этой больной. И, как результат, к моей большой радости, ритм восстановился. Понимая, что это может носить кратковременный характер, учитывая хроническое течение заболевания и возраст, я вызвала «скорую помощь». Дождавшись её приезда, сдав больную, как говорится, из рук в руки, отправилась дальше обслуживать вызова.

Состояние больной настораживало, поэтому на следующий день я снова её посетила, но ритм был восстановлен, самочувствие удовлетворительное.

 

Дни летели быстро.

Каково же было моё удивление, когда в среду, на третий день болезни пациента К., к нему вновь поступил вызов. При этом температура в журнале вызовов была отмечена как 37.2°.

Теперь я знаю, что  повторный вызов к молодому пациенту, который ранее практически не болел, должен настораживать.

Тогда же, придя к больному опять пешком на 7-ой этаж, я не удержалась и укорила: «мог бы и в поликлинику на приём прийти».

Но больной пожаловался, что несмотря на не высокую температуру, состояние его не лучше. Появился небольшой кашель, одышка, боли в правой половине грудной клетки, возникающие при кашле и глубоком дыхании. Тем не менее, одышки в покое я не увидела, в лёгких хрипы не выслушивались. Перкуссию не провела, на характер кашля внимания не обратила, посоветовала продлить раннее назначенное лечение.

А ночью каретой «скорой помощи» больной был доставлен в реанимационное отделение городской больницы. Все мероприятия оказались не эффективными, через несколько часов больной К. умер.

 

Утром, придя на работу, я узнала о случившемся. И перед глазами всплыли листы учебника, где описывалась клиника крупозной пневмонии. Изначально моя тактика была не верна. В первый день, в начале первой стадии, необходимо было обязательно провести перкуссию, внимательно изучить экскурсию грудной клетки, для того, чтобы, возможно увидеть отставание её на стороне поражения. Течение заболевания было классическим, что называется «студенческим». На третий день заболевания, когда началась вторая стадия, хрипы я уже и не могла услышать вследствие морфологических изменений в лёгких, соответствующих так называемому красному опеченению. На кашель я в очередной раз не обратила внимание, а возможно он был с мокротой, да ещё «ржавой». И самое обидное, не истолковала боли в грудной клетке как проявление вовлечения плевры в воспалительный процесс.

И тогда я вспомнила слова заведующего кафедрой патологической анатомии. Если студент плохо знал материал, слабо отвечал и это случалось часто, он говорил: «Молодой человек, мне кажется, Вам необходимо оставить мысль о врачевании, иначе у Вас будет очень большое личное кладбище».

 

На следующий день было вскрытие, на котором я тоже присутствовала. Патологоанатомический диагноз полностью совпадал с клиническим. Третья стадия пневмонии, стадия разрешения у больного не наступила вследствие отсутствия адекватного лечения.  

 

Этот случай в начале моей трудовой деятельности запомнился мне на всю жизнь. Для себя определила золотое правило – всегда сомневаться в чём-то, если это касается больного.

В последующем стало законом даже в самые жестокие эпидемии гриппа при каких-либо минимальных сомнениях по несколько раз в течении дня возвращаться к больным и проводить повторные аускультации. И это оказалось правильным. Хрипы, свидетельствующие о развитии пневмонии или тяжёлого бронхита, часто появлялись в течение нескольких часов, что служило основанием для экстренной госпитализации больного.

 

За более, чем 30-летний стаж работы, моё личное кладбище состоит из одного надгробья. Говорят, на ошибках учатся, но врачебные ошибки дорого обходятся больным. По истечении времени я не скрываю того, что давно случилось и рассказываю молодым докторам. Пускай учатся на моих ошибках.

 

Недавно я прочла индийское изречение «Врач не может стать по-настоящему хорошим врачом, пока не убьёт одного или двух пациентов».

Да, возможно это и так. Но это не утешает.

И кошмарный сон по ночам всё приходит и приходит.

 

Заместитель главного врача  
С. В. Пшеничная.